Опаздывает. Она страшно опаздывает. Эта единственная мысль билась в голове Лорель, когда она с поспешностью, ничуть не достойной благородной девушки и актрисы, вылетала из дверей театра, сжимая в руках маленькую кожаную сумочку. Всего несколько дней прошло с той памятной встречи с журналистом Раулем, фамилии которого Лорель так и не узнала, - казалось, это было только вчера, в каком-то сказочном волшебном сне. Столько всего успело произойти за эти дни, и не всегда хорошее и приятное. Но девушка жила воспоминаниями об отце, что воскресил разговор с новым знакомым. Ей так не терпелось поделиться ими с Марком! Кто еще знал Гаспара Аделиса почти так же хорошо, как его родная дочь, кто сможет понять и разделить ее тоску и радость? Конечно же, на следующее утро после той встречи, едва проснувшись, Лорель отправила с посыльным записку другу с предложением встретиться где-нибудь. Причиной тому была не только газетная вырезка, что покоилась сейчас, аккуратно сложенная, в глубине ее сумочки, - мадемуазель действительно очень соскучилась по Марку. Они не виделись уже пару недель, целую вечность. Лорель все никак не могла привыкнуть к таким редким встречам: хотя обычно в театре она была занята, и на размышления времени не оставалось, по вечерам все равно накатывала тоска. Год прошел, а ничуть она не стала меньше. А тут, вдобавок, еще и страшные легенды о призраке, в которые девушка старалась не верить, но которые вдруг стали обретать пугающую реальность... В общем, причин увидеться с названным братом более чем достаточно. И Лорель с нетерпением ждала назначенного дня, а вот теперь, когда он наступил, безнадежно опаздывала!
Мадемуазель Аделис почти бежала по людной улице, едва замечая яркое летнее солнышко, пускающее блики в редких зеркалах луж, последних остатков недавних дождей. Она полюбуется на них потом, сейчас главное добраться до места. А что, если Марк не дождется? Ведь у него, наверное, есть и свои дела, недаром же так тщательно выбирали место и время, которое было бы удобно обоим. А девушка, хоть и не по своей воле, отвлекает его, заставляет ждать. Если бы только она могла знать, что так получится!
Но вот, наконец, и центральная аллея парка. О месте встречи договариваться отдельно не надо было - они еще год назад назначили этим местом фонтан в одном из уголков парка. И - у Лорель на секунду перехватило дыхание - Макферсон был еще там. Сердце радостно забилось. Он дождался ее!
- Марк! - последние несколько метров мадемуазель Аделис преодолела бегом, нисколько не заботясь о приличиях. Светло-каштановые волосы, скрепленные сзади простой заколкой, разметались по плечам легкого светлого платья. Девушка даже не притормозила, с ходу обняла друга, крепко прижалась к нему. Рядом с ним она чувствовала себя совершенно свободно. Она почти сразу же отпустила юношу, отступила на шаг назад, открыто глядя на него. В ее глазах смешались радость встречи и вина.
- Здравствуй, Марк. Я так счастлива наконец-то увидеть тебя! Не представляешь, как я скучала. Прости, пожалуйста, за опоздание, нас задержали на репетиции. Сеньорита Гвальдо снова была недовольна всем вокруг, поэтому нам пришлось сначала ждать, пока она успокоится, а потом еще несколько прогонять номер. Я так переживала, что заставляю тебя ждать, - невозможно было не заметить досадливую гримасу, промелькнувшую на лице девушки при словах о ведущей певице. Хотя она старалась ни о ком не думать плохо, да и привыкла за год к тяжелому характеру примадонны, но сегодня это все было так некстати! Ведь из-за нее Лорель подвела другого человека. Впрочем, мадемуазель тут же снова заулыбалась. - Ты не очень торопишься? Расскажи же, как у тебя дела, как устроился?

Все-таки, Лорель сильно волновалась о том, как встретит ее названный брат. Она бы не стала задерживать его, если бы оказалось, что ему пора идти, и не обиделась бы, если бы он вовсе не дождался. Это раньше, когда они жили дома, обоим было некуда спешить и практически все свое время дети проводили друг рядом с другом. Марк присутствовал на уроках, которые Гаспар Аделис давал своей дочери, хотя сам давно уже отказался заниматься музыкой. Лорель нравилось наблюдать, как юноша фехтует в паре со своим отцом, и сама даже шутки ради пару раз брала в руки шпагу - хотя, конечно же, никогда всерьез не думала о том, чтобы научиться сражаться. Зато благодаря лорду Макферсону девочка получила навыки верховой езды. Они с Марком исследовали каждый уголок имений своих родителей, бродили по окрестным полям и лугам, иногда забирались в чащу леса, испытывая собственную храбрость. Они могли заявиться друг к другу в гости хоть на рассвете, а если и случалось так, что один проводил время где-то отдельно от другого, то потом непременно рассказывал обо всем.
Но эти дни давно миновали. Сначала Марк уехал в столицу, чтобы поступить в университет, и от тоски по брату Лорель спасала только музыка. Потом, правда, юноша вернулся из-за опасных волнений в Тириосе, но зато заболел отец... Сейчас мадемуазель Аделис и наследник лорда Макферсона по-прежнему оставались близкими друзьями, но теперь каждый занимался своим делом, общался в своем кругу, и чтобы встретиться им нужно заранее написать друг другу записку. Что поделаешь, такова жизнь. Именно поэтому хористка ничуть не удивилась бы, узнав, что юноша ее не дождался, в конце концов, она опоздала почти на час! Это даже просто неприлично, но возможности отправить послание и предупредить у нее не было. Однако, Марк был здесь, никуда не спешил, смотрел как прежде радостно и с любовью. От этого взгляда на душе у Лорель стало гораздо светлее. Ее, только вырвавшуюся с шумной нервной репетиции, теперь накрыла волна безудержного счастья, и девушка звонко рассмеялась.
- Значит, теперь я отниму у тебя немного свободного времени, раз у тебя его слишком много. Ох, Марк, передать не могу, как же я рада!.. - она продолжила уже серьезнее. - Ты ведь знаешь, я переживаю, когда не могу выполнить свои обещания, даже если зависит не от меня. Боялась - вдруг, у тебя назначены еще какие-то дела или встречи, и мы не увидимся. А мне так хочется тебе кое-что рассказать! - Лорель непроизвольно бросила взгляд на свою сумку. Она была уверена, что другу тоже будет интересно прочитать о том давнем выступлении мсье Аделиса, ведь обе семьи так хорошо знали друг друга, что стали почти что родственниками. - Не беспокойся, я не заболею. У меня есть защита.
Девушка с лукавой улыбкой потеребила повязанный на шею голубой шарфик - тот самый, который вот уже несколько дней хранит в себе воспоминания не только об отце, - но все же позволила отвести себя к скамейке. Она не чувствовала себя особо уставшей, но ведь так гораздо удобнее, да и перевести дух в самом деле не помешает.
- Хорошо... - прошептала мадемуазель, уютно пристроившись рядом с братом. Она только сейчас стала замечать и яркое теплое солнце, заставляющее жмуриться, и птичью звонкую возню, и веселые крики играющих на лужайке детей. В самом деле, хорошо... А ведь она не была на улице уже довольно давно. Девушка повернулась к Марку, когда он заговорил, внимательно выслушала его рассказ, не переставая при этом улыбаться. Даже не сомневалась, что у него все хорошо - в такой чудесный день просто не может быть речи ни о чем ином.
- Я за тебя очень рада. Надеюсь, не забыл передать родителям от меня привет? А что вы будете изучать в этом году? Ты уже получил книги? - как бы ей ни нетерпелось поделиться своими радостями, другие всегда стояли на первом месте, поэтому Лорель сперва должна была обо всем расспросить друга. Тем более, ей действительно было интересно. Саму ее науки никогда особенно не интересовали, хотя мама в свое время и пыталась сделать из девочки ученую даму. Но Марк в своем университете изучал древнюю историю, а вот уже было захватывающе. Лорель всегда с интересом выслушивала рассказы о том, что студенты проходили на лекциях. И не переставала удивляться тому, как раньше жили люди.
Девушка чуть нахмурилась, когда Марк неожиданно серьезно поинтересовался ее делами. Неужели и впрямь выглядит так, будто что-то случилось?
- Нет-нет, все хорошо, правда, - поспешила заверить она. Не хватало еще вводить друга в заблуждение и заставлять переживать понапрасну. - Это, видимо, из-за опоздания. А в театре все по-прежнему... Жизнь бьет ключом. Мы готовим новую оперу, поэтому сейчас самое напряженное время. Вечером назначена еще одна репетиция, для массовых сцен. Режиссер хочет немного переделать их, чтобы лучше смотрелось... - на какую-то долю секунды по лицу девушки промелькнула темная тень - она вспомнила о странных знаках, преследующих ее с недавнего времени в стенах театра. Сегодня снова придется поздно возвращаться в спальную комнату, а значит, призрак опять может появиться. Но нет! Она будет не одна, и ничего страшного не случится. Лорель решительно выбросила из головы эти мысли, весело улыбнулась. - Хорошо, что Джеммина тебя не слышит. Вот был бы грандиозный скандал...

- Да что ты, тебе-то уж точно не нужно извиняться передо мной! - Лорель было ужасно неловко от того, что Марк начал оправдываться, словно она и правда его в чем-то обвиняла. А ведь у нее и в мыслях такого не было! Да, они давно не виделись, и девушка очень скучала, но готова была ждать и еще дольше, если необходимо. Она сама ведь тоже далеко не каждый день была свободна, а уж уговорить мадам Фармен отпустить одну в город... Неужели брат подумал, что она могла его упрекнуть? - Я же все понимаю, Марк. Именно поэтому посылала записку, и мы выбирали самое подходящее для обоих время. Я тоже была занята эти дни, поэтому встречу мы отложили не только из-за тебя. И сейчас к шести часам мне снова нужно быть на репетиции... - она на секунду замолчала, переведя взгляд на ровную дорожку парковой аллеи, улыбнулась слабо и как-то задумчиво-печально. - Все так изменилось... Мы оба уже давно не беззаботные дети. Давай договоримся, что никто ни в чем не виноват, хорошо? Я слишком скучала и слишком рада тебя увидеть, - она посмотрела на Марка, возвращая на лицо прежнюю милую веселую улыбку. Которая, впрочем, все равно тут же померкла. Объяснения юноши заставили Лорель почувствовать себя эгоисткой. Как же так, лучший друг две недели был без крыши над головой, а она, у которой нет проблем ни с жильем, ни с питанием, жалуется на скандальную примадонну и думает лишь о том, чтобы поскорее показать статью. Такими мелкими, незначительными кажутся эти заботы, и усталость после долгих репетиций, и страх, что стал подкрадываться совсем недавно. Ведь она может спрятаться от него в спальне, и у нее есть Элен, чтобы делиться переживаниями. У Марка тоже наверняка есть друзья, но что делать, если совсем некуда пойти? Как же он провел эти две недели, где? Хуже всего, что девушка ничего не знала. Понятия не имела, чем могла бы помочь, но сейчас чувствовала себя едва ли не предательницей. Она, нахмурившись, с неприкрытым беспокойством посмотрела на брата.
- Я даже не подозревала о твоих трудностях. Где же ты жил это время, надеюсь, не на улице? А сейчас у тебя точно все хорошо?
Родителям он сообщать о проблемах не стал, а с названной сестрой вот поделился, но только когда все закончилось. Мадемуазель, конечно, понимала, что на его месте поступила бы так же, чтобы не волновать близких лишний раз. У нее тоже были секреты, например, о том, что однажды она упала в обморок прямо во время репетиции, потому что простудилась и у нее поднялась очень высокая температура. Потом сильно попало от мадам Фармен, да и от Элен тоже, но ни маме, ни Марку Лорель об этом не рассказала. Но за друга все равно переживала.
Она улыбнулась, когда Марк ответил насчет привета его родителям. В самом деле, можно было и не спрашивать. Как же здорово иметь такую замечательную семью.
- Я по ним тоже скучаю... Знаешь, мама писала на прошлой неделе, что, возможно, в сентябре приедет навестить меня. Было бы прекрасно, если бы твои родители тоже смогли приехать, и мы погуляли бы все вместе, как раньше.
Мадемуазель вполне разделяла азарт друга в изучении древней истории, это было видно по ее горящим глазам. Еще бы, ведь они в детстве столько слышали о народе с волшебными голосами! Девушка даже не сомневалась, что этот народ существовал на самом деле, а не был придуман сказочниками-фантазерами, но так интересно было узнать о нем побольше. В книгах, что хранились в библиотеке, нашлись лишь крупицы сведений, но это не мешало друзьям додумывать остальное самим. Как жаль, что по-настоящему древнюю историю Марк начнет изучать только через год!
- Не представляю, как можно узнать что-то о людях, которые жили несколько тысячелетий назад! - Лорель засмеялась. - Это настоящее чудо, но оно очень увлекательно. Ты ведь расскажешь мне, если будет что-то интересное?
Об этом тоже можно было не спрашивать - они всегда делились друг с другом своими открытиями. И Лорель действительно гордилась братом, сумевшим поступить в самый старый и престижный университет страны. Ведь это доказывает, что он очень способный. Возможно, и в самом деле в будущем станет ученым, и тогда девушка будет гордится им еще больше. А пока она тоже засмеялась в ответ на его слова о сеньорите Гвальдо.
- Ты просто ни разу ее не слышал...
Рассуждения Марка немало смутили Лорель, заставив чуть порозоветь и отвести взгляд. Ах, чудесные мечты... Слишком смелые, чтобы стать реальностью. Она знала, что другу нравится ее голос, и его слова льстили ей, но разве так бывает? Чтобы простая незаметная хористка без образования вдруг превратилась в талантливую исполнительницу главных ролей. Подвинуть ведущую актрису, она, тихая скромная Лорель Аделис?
- Перестань, - она выдавила смущенную улыбку, глянув на друга. - Я ведь всего лишь хористка. А она - примадонна. С чего ей ревновать ко мне, она вряд ли даже замечает мое присутствие. И вовсе не собирается сдавать позиции - Джеммина прекрасно поет и каждый вечер собирает толпы восторженных поклонников. Не подумай, что я завидую, вовсе нет, просто... - она на секунду занялась, подбирая слова, потом посмотрела на Марка. - Сеньорита Гвальдо иногда бывает невыносима. Но кроме нее есть и другие талантливые актрисы. А мне просто нравится петь.
Мадемуазель Аделис мечтала о большой сцене с тех пор, как папа впервые упомянул об этом, заявив, что она должна учиться в консерватории. Выступления в театре для нее были во многом посвящены отцу, ведь он тоже хотел бы, чтобы его труды не пропали даром. Но она никогда не могла помыслить о том, чтобы пробиваться наверх, распихивая локтями других.
- Вообще-то, кое-что новенькое у меня действительно случилось, - девушка провела рукой по гладкой поверхности сумки, внезапно отчего-то разволновавшись. - Я хотела показать тебе... - она наконец-то извлекла на свет божий пожелтевший от времени газетный лист, с величайшей осторожностью, будто это была хрупкая драгоценность, расправила его и протянула другу. - Вот. Здесь статья о выступлении папы на конференции в академии пять лет назад. Представляешь, я повстречалась с человеком, который знал его. Точнее, он был на том выступлении, и он написал эту статью. Там так рассказано... будто вживую слышишь папин голос.

- Понятно, - тихонько отозвалась Лорель. - Ну, хорошо, что все устроилось.
Оказывается, как сложно бывает найти себе место в городе. Что удивляться, столица, один из самых больших и густонаселенных городов Западного континента, сюда съезжаются жители провинций в поисках работы или на учебу, и просто путешественники. Наверное, Марк прав, в университет поступает много народу, поэтому и приходится так долго ждать, чтобы получить комнату в общежитии. Девушку как-то миновали подобные проблемы. Первый день в Тириосе для нее был словно окутан туманом с яркими вспышками-фрагментами. Долгое ожидание, сводящее с ума волнение, сообщение о том, что в консерватории больше не существует бесплатных мест даже для самых талантливых учеников, разом лишившее всех надежд и разбившее будущее. Лорель смутно помнила, как разговаривала в коридоре с женщиной, представившейся мадам Фармен, зато в сознании четко отпечаталось, как эта женщина привела ее в оперный театр и представила дирекции. Там был директор, режиссер, хормейстер... Мадемуазель Аделис задали несколько вопросов, попросили спеть (она ужасно нервничала и, кажется, отчаянно фальшивила в самых ответственных местах), а потом объявили, что отныне она работает в Опере, и все та же мадам Фармен проводила девочку в комнаты, где ей предстояло жить вместе с другими юными артистками... Это все было настолько неожиданно, она едва осознавала происходящее и долго не могла поверить, что это не сон. Даже не решалась написать маме. А уж о том, как трудно было после простоты и открытости родной усадьбы привыкнуть к жизни среди посторонних людей, где все совсем иначе, чем дома, и папа больше не мог поддержать, она и вовсе старалась не рассказывать. Ведь это такая удача, что ей вообще удалось устроиться в театр. Пусть не совсем так, как хотел бы мсье Гаспар, но все-таки. Грех было бы жаловаться. Иногда Лорель думала, как сложилась бы ее судьба, если бы не встреча с мадам Фармен. У нее ведь и мысли тогда не возникло пойти в Оперу, да и возникни - на ее осуществление никогда не хватило бы смелости. Вероятнее всего, дочь знаменитого виолончелиста просто вернулась бы домой ни с чем и... тосковала бы там в одиночестве, пока не придет время выйти замуж за кого-нибудь. Подобные мысли укрепляли в Лорель чувство признательности и преданность своей благодетельнице и поддерживали веру в то, что Гаспар не забыл о своей маленькой дочке. Ведь подобные встречи не случаются просто так, кто же еще мог устроить так, чтобы эта состоялась?
Да... Хотя Лорель и верила, что отец всегда незримо находился рядом с ней, ей все же очень не хватало его. Настолько, что иногда, спрятавшись от посторонних глаз в каком-нибудь уголке огромной Оперы, она представляла себе его образ и рассказывала ему о своей жизни, о печалях и радостях, обо всем, чем не могла поделиться больше ни с кем. Она ни на минуту о нем не забывала, а теперь вот, предложив позвать семью Макферсон погулять в сентябре, ощутила новый укол тоски. Как раньше... Ведь никогда уже не будет как раньше, их стало на одного человека меньше. Но Марк как будто не заметил оговорки сестры, и Лорель тоже решила не заострять на этом внимание. Что уж теперь...
- Скорее всего, получится где-нибудь в первой половине месяца. Сезон в Опере открывается в октябре и премьерой, так что к тому времени мы вообще, наверное, начнем даже по ночам репетировать. Сейчас еще даже костюмы не готовы. Но зато, если твои родители приедут, у нас будет гораздо больше шансов поймать хорошую погоду, - девушка солнечно улыбнулась, будто и не было у нее минуту назад никаких печальных мыслей. А потом даже засмеялась, выслушав объяснения про археологию. – О, я понимаю! Это как мы с тобой в детстве закапывали у нас в саду разные важные вещи: игрушечных рыцарей, обертки от шоколадок, папины ноты… Помнишь? Представляешь, если их тоже кто-нибудь когда-то найдет? Что они о нас подумают? – Лорель хихикнула. – Ты так интересно рассказываешь, что я уже почти завидую тебе. Вот бы посмотреть хотя бы одним глазком, как все это происходит, подержать в руках старинную вещь!.. Но ведь бельвуары жили очень давно, ты думаешь, что-то сохранилось? – как всякая юная особа, мадемуазель Аделис не была обделена любопытством, поэтому глаза у нее загорелись, а голос непроизвольно понизился. – Засекреченные архивы? Но где они и как туда попасть? А помнишь, папа рассказывал нам сказки про Ангела музыки, который покровительствовал древним певцам? У нас в театре тоже есть традиция просить его о помощи перед важными выступлениями, но, мне кажется, никто не верит, что он существует на самом деле. Интересно, а как бельвуары молились ему, песнями?
Она улыбнулась и тихо-тихо, но при этом очень чисто, запела свою любимую песню, как раз про того самого Ангела музыки, под которую так часто засыпала в детстве. Всего несколько фраз, и девушка снова смущенно замолчала, уткнув взгляд в перекладины скамейки, на которой они сидели.
- Ну, скажешь тоже… - у нее внутри все переворачивалось и сладко замирало от этих слов, потому что кому же не приятно получить похвалу, тем более от одного из самых важных для него людей. И, не смотря ни на что, втайне хористка верила в них, верила, что однажды, когда-нибудь… - Спасибо, - выдохнула она, снова поднимая взгляд на Марка, чуть улыбнулась уголками губ. – Надеюсь, что так и будет. Ты прав, это большая честь, выступать в государственной Опере, и я очень стараюсь не подвести отца. Он хотел, чтобы я пела, много занимался со мной, теперь я должна доказать, что это было не напрасно. Ведь он наблюдает за мной…
Лорель замолчала. Она еще раз вместе с Марком перечитывала статью, снова погружаясь в те же эмоции, что и в первый раз. Гаспар Аделис снова был рядом со своими детьми, рассказывал им про новые веяния в музыке и великих композиторов прошлого, и снова сквозь чернильные строчки будто бы проступал его чуть насмешливый, но добрый и заботливый взгляд: «Все хорошо, ребятки? Помните, я всегда с вами». В носу опять защипало. Девушка прижалась к плечу брата, любовно погладила газетный листок. Она не спешила убирать его обратно в сумку – казалось, этим она разрушит момент воспоминаний.
- Да… Поэтому Рауль и подарил мне эту статью. Он очень талантливо пишет, правда? Я не могла сдержать слез, когда впервые прочитала… Тут так живо, будто я сама перенеслась на пять лет назад и оказалась на той конференции, и папа… Мне его очень не хватает, - она прервалась, чтобы сглотнуть застрявший в горле комок. – Я тоже помню эти вечера, хоть и была маленькой. Мне так нравилось… Самые лучшие артисты в мире и настолько теплая атмосфера… У нас всегда была не просто дружба, настоящая семья, большая и крепкая. А теперь в доме так тихо и пусто… Знаешь, папа почти все разрешал мне, но он никогда не позволял трогать свою виолончель, на которой играл. Она стоит сейчас в его кабинете в стеклянном шкафу, такая грустная и… пустая, словно тоже лишилась души. А я нарушила запрет. Я достала ее оттуда и хотела сыграть что-то веселое, всем назло, но ничего не получилось. Она только плачет. Может быть, нужно было похоронить ее вместе с папой, чтобы она не скучала так по нему?.. Никогда больше не притронусь ни к одному смычковому инструменту.
Лорель тыльной стороной ладони вытерла слезы. Друга она ничуть не стеснялась, напротив, была рада, что он рядом. Он единственный сможет утешить и все поймет.
- Не знаю… Мама, конечно, тоже должна прочитать это. Она скучает, наверное, даже больше, чем. Не знаю, как бы она смогла жить там одна, если бы не твои родители. Но, может быть, лучше дождаться ее приезда, и потом показать статью? – она тихо всхлипнула, еще раз погладила листок, словно прощаясь с ним, и убрала на место, свернув в трубочку. Потом посмотрела на Марка. – Прости, наверное, я испортила тебе настроение. Просто хотела показать это. Ты ведь тоже все равно что член нашей семьи.

Азарт Марка порадовал Лорель и передался ей тоже. Кажется, она только недавно была дома в отпуске, но уже успела соскучиться по маме и по родителям лучшего друга. Ведь они действительно все стали практически одной семьей, часто бывали друг у друга и вместе воспитывали детей. Теперь девушка живо представляла, как они будут гулять по залитым солнцем улицам столицы, смеяться, а может быть, даже затеют какую-нибудь игру в парке или прокатятся на лодке, которые водят желающих по реке и каналам. Мама выросла в Тириосе, наверняка она еще помнит интересные места, которые у дочери, постоянно занятой в театре, просто не было возможности обнаружить. Жаль, что нельзя пригласить близких на репетицию. Им было бы полезно отвлечься, особенно маме. Как она там сейчас, совсем одна в пустой усадьбе? Может быть, подарить ей хотя бы собаку?
- Только наш театр будет в то время еще закрыт, - Лорель хихикнула, а потом удивленно воззрилась на названного брата. - Ну конечно нет, это была шутка. Ночью надо спать, у нас строгий режим. К тому же, представь себе сеньориту Гвальдо, которую заставили репетировать по ночам. Она и так-то редко бывает в хорошем расположении духа... - она замолчала, покачав головой. Сколько раз давала себе зарок никого не осуждать. Как говорится, не суди, и не судим будешь. Но на ведущую актрису многие в театре смотрели с неодобрением, хотя и восхищались ее талантом. И у девушки слова тоже вырывались почти против воли. Ну, что же поделаешь, если так и есть? - Но репетиции действительно будут длиннее, мы иногда заканчиваем около полуночи. Но в этом нет ничего страшного, не беспокойся. Тем более, не приходится ходить по городу, возвращаясь домой после репетиции. Все рядом, - Лорель улыбнулась, хотя по спине пробежал холодок. Да, по улицам-то ходить не приходится, но вот призрак, подстерегающий хористку в коридорах... Или не призрак? Ей вдруг захотелось рассказать Марку обо всем, что тревожит ее, и спросить совета, но у парня было такое хорошее настроение, что она не решилась его портить. Вместо этого подхватила рассуждения о зарытых ими когда-то вещицах.
- Вот это было бы забавно! И так странно. Мы играли этими вещицами и не придавали им большого значения, а закопали просто так, тоже ради игры. А люди будущего будут считать их ценностью, хранить, беречь и реставрировать, если что-то пострадает. Ведь, наверное, исторической реликвией может стать что угодно? Кто-то живет и не задумывается, а потом, много-много лет спустя, другие находят его вещи и начинают гадать, кто был их хозяин, для чего использовал их, как вообще жил. Никто его уже и не помнит давно, а он все равно как будто есть. Это так... - она помолчала, пытаясь подобрать слова для охвативших ее чувств, - величественно. И странно.
Даже не то слово. Правда ведь, находят всякие черепки, украшения, старинные монеты. И можно попытаться представить себе, как жили люди сотни лет назад. Лорель не понимала, каким образом ученые по таким вот находкам могут понять, сколько они пролежали в земле и кто владел ими, для нее это было сродни волшебству. Берешь в руки вещь - и все узнаешь о ней. Как те печатные машины, которые показывал Рауль. Ведь надо же было придумать их! А музыка... Музыка это душа композитора, его мироощущение, любовь и боль, радость и горечь, уложенные в ноты. Невозможно создать стоящее произведение, не вкладывая в него душу, так же, как невозможно петь, не проживая каждую фразу и ноту. По крайней мере, мадемуазель была уверенна в этом. Только тогда ремесло может называться Искусством. Старинные мелодии драгоценны еще тем, что они не будут пылиться в музеях, а через них давно умерший композитор воскреснет и снова будет дарить слушателям свое тепло, свою особую магию Музыки. Может быть, и с Гаспаром Аделисом это случится...
- Надо позаботиться о том, чтобы его сочинения подольше сохранились в первозданном виде, - серьезно произнесла Лорель, размышляя о своем. Ей вдруг вспомнилось, как сразу после смерти отца в поместье приехали какие-то чиновники и просили передать им работы композитора и его инструмент для архива. Сочинения мама отдала - большую часть, за исключением личных, - а виолончель оставила себе. "У нас свой архив", - сказала она, и заперла кабинет на ключ, спрятав последний на груди. Чиновники не посмели с ней спорить.
Лорель слушала Марка вполуха. Она слабо улыбнулась на свое детское прозвище, посмотрела на брата, но ничего не ответила. Мысли витали далеко, и девушка уже не замечала ни весело смеющихся людей вокруг, ни солнца, пригревающего плечи. Она была одна наедине с Марком.
- Может быть, нужно было похоронить виолончель вместе с ним, как ты думаешь? - немного встревоженно поинтересовалась она, глядя на брата. - Тогда он смог бы играть на ней и сейчас. Теперь, наверное, ему скучно там. Папа был такой жизнерадостный... А теперь ему и заняться нечем, если только он не бродит вечерами по коридорам театра.
Она снова замолчала. Воображение нарисовало тощую сухую - в последние дни Гаспар выглядел совсем плохо - тень, скользящую вдоль едва освещенных коридоров и тоскующую по времени, когда она еще была человеком. Как же это грустно! А может быть, все вовсе не так, и папе хорошо там, где он сейчас, ведь там рядом с ним великие Отец, Мать и Брат, с ними не может быть плохо. Вот только кто же тогда шуршит в безлюдных коридорах?..
Хористка старательно отогнала от себя мысль об этом "ком-то" и снова посмотрела на друга.
- Значит, решено, я все им расскажу при встрече. Но вот насчет познакомиться... - она занялась, не зная, что сказать. Честно говоря, Лорель смущала даже мысль о том, что можно привести к Раулю всю семью и представить их. Они ведь не друзья, только один раз встретились... Эта встреча была совершенно особенной для девушки, ее сказкой, разрушать которую не хотелось. Но, наверное, для нее это единственный шанс снова увидеться с Раулем. Ведь нельзя же просто прийти к нему одной.
- Не знаю... - промямлила наконец она. - Я же случайно с ним встретилась. И не уверена, что смогу снова отыскать ту типографию. Ты знаешь, я почти не ориентируюсь в городе, - и не соврала ничуточки, и всей правды не сказала. Лорель действительно сомневалась, что отыщет дорогу к типографии в лабиринте улиц, но на щеках все равно проступил предательский румянец неловкости.

- Нет, никто нас не поднимает среди ночи, чтобы репетировать, - еще раз жарко заверила Лорель, подкрепив свои слова кивком и улыбкой. Она считала, что иногда названный брат слишком уж сильно заботится о ней, но, не кривя душой, ей нравилась эта забота. Девушка и сама беспокоилась о том, как устроился Марк, какие у него отношения с однокурсниками и соседями по комнате, не перегружают ли на занятиях, как вообще он живет. Но она давно уже была приучена к мысли, что Макферсон – мужчина, рыцарь. Самостоятельный и независимый. Женщинам не принято донимать их беспокойством, тем более на людях. Но мадемуазель бережно относилась к подобным моментам, возвращавшим ее в беззаботное детство.
- Да, как же это все интересно, - задумчиво отозвалась она на рассуждения об археологии. Воображение рисовало самые разные картинки, от осколков посуды, когда-то раскрашенной мастерами вручную, до пепельно-желтых, хрупких, как яичная скорлупа, страниц древних книг, таящих в себе утраченные современными людьми знания. – Мне хотелось бы увидеть тех, кто найдет наш клад, и узнать, что они с ним сделают. Хотя… - девушка на секунду задумалась.- Нет, наверное, лучше все-таки этого не знать. Прошлое всегда притягательнее, а в будущем, мне кажется, мне не понравилось бы.
Лорель не училась в университетах, но все же, получила неплохое образование и кое-что знала о прошлых веках. В детстве они с Марком играли в представителей древнего народа бельвуаров – точнее, это она была представителем этого народа, эльфийкой с волшебным голосом, а Марк – человеческим рыцарем. Это было очень увлекательно, да и теперь Лори с неподдельным интересом выслушивала рассказы брата о том, что он узнавал во время занятий. Но сама она, наверное, не выдержала бы долго возиться с ветхими древностями, уж слишком кропотливая это работа. О будущем и говорить нечего. В мире все так быстро меняется, что, наверное, скоро изобретут какие-нибудь самопишущие машины или кареты без лошадей. Любопытно, даже очень, однако, мадемуазель Аделис любило то время, в котором она жила. Не смотря ни на что…
- Но почему же нельзя сравнивать? – возразила она Марку, повернувшись, чтобы посмотреть ему в глаза. - Разве инструмент не является воплощением чести музыканта? Они ведь тоже обладают каждый своим характером, и важно подобрать такой, который подходит именно тебе, с которым ты сможешь говорить на одном языке. Талантливый музыкант может сыграть на любом инструменте, но он не создаст шедевра, если не сходится с ним характером. Недаром же в театре у каждого музыканта строго свой инструмент. И разве можно сыграть, к примеру, реквием, посвященный погибшим в последней войне, на том же инструменте, на котором до этого играли только фривольные песенки в кабаре? Это тоже честь, только она другая. Меч защищает тело, а музыка – душу. Даже самые суровые воины не могут думать об одних только сражениях, потому что если душа пуста – ради чего тогда идти в бой?
Она говорила очень убежденно, и сама верила в свои слова. Конечно, воины и музыканты совершено разные люди, чтобы сравнивать их, однако, она хорошо знала своего отца, чувствовала, насколько он был близок со своей любимой виолончелью. Это неправильно, считать, что только оружие воинов может быть священно. Просто у каждого свое. Да, без тех, кто рискует своей жизнью на поле боя, Нор бы сейчас не существовал – Лорель помнила, сколько раз страну пытались захватить враги. Но кем бы были его жители, если бы не было театров, художников, музыкантов, писателей? Девушка снова посмотрела на Марка, вздохнула.
- Может быть, ты и прав. Про напоминание. Я бы хотела услышать его еще раз, хотя бы на минутку…
Она не успела надолго задуматься, потому что удивленный возглас друга заставил Лорель в свою очередь удивленно и непонимающе посмотреть на него. Разве не сказал он минуту назад, что родителям было бы интересно прочесть статью о мсье Аделисе и, возможно, познакомиться с ее автором? Она и не подумала о том, что это может быть неприлично, просто… Наверное, увлекшись своими воспоминаниями, услышала то, чего на самом деле не было. Ведь она так хотела бы снова увидеть не только отца, но и Рауля… Журналист обещался прийти как-нибудь в театр, только сейчас летний перерыв, да и он, наверное, уже и думать забыл о юной хористке, случайно ставшей гостьей тайной обители. И все же…
Вопросы брата были вполне ожидаемы, и все же Лорель немного растерялась, не зная, что ответить. Закусила губу, потеребила ручку сумки, размышляя. Сложно судить о доверии к человеку, которого знаешь всего несколько часов. Но это были волшебные несколько часов, и их главный герой словно скальд из папиных сказок. Что же она могла о нем сказать?
- Я не знаю… - после продолжительного молчания произнесла Лори. - Ведь мы встречались только однажды. Он благородный человек. Он спас меня. Точнее, мой шарф, - девушка с легкой улыбкой коснулась голубой ткани на шее. – Ветер унес его в реку, а Рауль не побоялся броситься за ним. Потом начался дождь, и нам пришлось укрыться в типографии, - эпизод с цыганами она почему-то пропустила. – Рауль показал мне, как работают печатные машины. Ты когда-нибудь видел такое? Кладешь лист, эта громадина начинает громыхать, пропускает лист между такими длинными круглыми штуками, а потом на другом получается точно такой же текст. Можно сколько угодно копий сделать, они так газеты размножают. Так интересно! Ну вот, а потом… - Лорель, глаза которой вспыхнули на рассказе об экскурсии в типографию, притихла, вспоминая тот волнительный момент. Во взгляде ее появилась какая-то мечтательность, а сердце, напротив, забилось быстрее, будто бы все переживала сейчас заново. – Потом он и подарил мне эту статью. Сказал, что проникся уважением к Гаспару. Мы немного поговорили о нем… Рауль, он такой необыкновенный. Вроде бы серьезный, взрослый, но так вдохновенно рассказывает о своих ощущениях, о творчестве, так тонко чувствует мир. Он был очарован встречей с моим папой, и настолько эмоционально передал свое состояние в статье… - девушка будто снова находилась в маленькой тайной типографии, слышала потрескивание пламени в камине и бойкий стук дождя по стеклу, видела перед собой бледное взволнованное лицо нового знакомого. Его тихий бархатный голос… Осторожное прикосновение руки, пиджак, наброшенный на плечи, и свежий ночной воздух в сонной пустоте города. Это было совсем недавно, но повторится ли когда-нибудь вновь? – Мне казалось, мы с ним знакомы тысячу лет, - тихо, почти шепотом произнесла Лорель, глядя куда-то вдаль. Сама не заметила, как рассказала Марку все, что берегла в своей душе. Но у нее не было привычки скрывать что-то от брата. – А потом он проводил меня до театра, потому что было уже поздно, и все. Больше мы не встречались. И я не знаю, встретимся ли когда-нибудь еще. Вот так… - она печально вздохнула, качнулась взад-вперед, затем посмотрела на Марка. – Я думаю, папа хотел, чтобы мы познакомились. Это он свел нас вместе, больше некому. Потому что, ты прав, встретить в огромном городе родственную душу просто невероятно.

Лорель внимательно посмотрела на друга, когда он заговорил об изучении историей будущего и их собственных игрушках, выставленных в музее. До этого момента она как-то не задумывалась об этом в таком ключе. Было интересно узнать, что подумали бы или сказали люди, спустя двести или триста лет, обнаружив на месте старинной усадьбы клад из солдатиков, полуистлевших шоколадных оберток и ветхих нот, смогли бы они понять, кому принадлежали эти вещи и как жили их хозяева. Но теперь воображение нарисовало ровные однообразные витрины музея, в которых за толстым стеклом хранятся безделушки, дорогие чьему-то сердцу. А посетители проходят мимо них с равнодушными лицами, бросая лишь иногда, быть может, скупой взгляд, только ради того, чтобы гордо сказать потом своим друзьям или родственникам: «Я побывал в музее истории, видел своими глазами разные древности». И никто из них не будет даже догадываться, как много могли значить эти вроде бы ничем не примечательные вещи для их обладателей, сколько горя и радости пережили с ними. Их назовут свидетелями эпохи, но кого взволнуют настоящие чувства людей, скрытые за сухими научными фактами? Вдруг стало очень грустно и немножечко одиноко. История, несмотря даже на бодрый тон брата, больше не казалась столь привлекательной. Неужели и с музыкой такое случается? Но ведь музыка сама по себе и есть эмоции, чувства, они не могут измениться за несколько сотен лет. Играют ведь сейчас старинные мелодии, и слушатели находят в них радость или успокоение. Но... никто же не знает, о чем думал композитор в момент, когда рука автоматически рисовала гусиным пером значки на разлинованном листе бумаги...
- Я понимаю, - Лорель вздохнула. - Историю нужно изучать, чтобы познать опыт наших предков, научиться чему-то, и еще много всего, наверное. Но давай больше не будем говорить об этом.
Настроение испортилось, но девушка, конечно же, даже не думала винить в этом Марка. Ведь она сама начала разговор о будущем и закопанном в их саду кладе. Она, сощурившись, посмотрела на солнце, медленно, но неуклонно ползущее к западу, потом, немного печально, на сияющую позолотой крышу Оперы, хорошо видную из-за деревьев. Летние цвета, жизнеутверждающие: яркая синь неба, золото солнца и крылатых коней, венчающих театр, темная зелень еще не успевшей сменить окраску листвы. И звуки тоже совсем летние: шум вырывающейся из фонтана воды, детский смех и крики, разговоры прохожих. Стука копыт не слышно отсюда, но легко представить себе повседневную суету столицы. Лорель неожиданно для себя поняла, что очень привязалась к городу за прошедший год, и особенно к театру, который теперь заменял ей дом. Больно представить, что когда-нибудь здесь все может измениться. Может быть, и парка, где они с Марком привыкли гулять, тоже не будет… Она скучала по родной усадьбе, но Тириос полюбила тоже. Город помогал отвлечься от тоски.
Мадемуазель задумчиво кивнула в ответ на речь друга, все еще охваченная своими размышлениями. Мечи, украшения, они ведь тоже принадлежали прежде живым людям, которые любили, боялись, враждовали… Как угадать мысли того, кто жил несколько сотен лет назад? А ведь не просто же так в могилы древним людям клали все эти вещи. И виолончель…
- У нас в театре есть виолончелисты, - невпопад произнесла девушка, - но никто из них не играет так, как папа. Или мне это только кажется?.. – она посмотрела на Марка, слабо улыбнулась ему. – Я знаю, да. Наверное, ты прав. Было бы странно хоронить вместе с музыкантами их инструменты. Тем более, что большие не положишь в могилу, и все они портятся от сырости и земли. Никому не хотелось бы играть для Родителей  на испорченном инструменте. Я просто подумала… Наверное, это я неправильно поняла тебя. Знаешь, в голове иногда бывает такая путаница, особенно после репетиций, - она виновато улыбнулась, на миг опустила глаза, смутившись похвалы в адрес своей пламенной речи. – Спасибо.
Но уже в следующий момент девушка снова вскинула голову, обвела взглядом парк, как будто только что сбросила с себя покрывало печали и тоски. Она засиделась на одном месте, тело настоятельно требовало хоть какой-то разминки, и душа вторила ему, желая вобрать в себя последние краски лета. Кто знает, когда еще выпадет шанс погулять вот так? Они договорились о встрече в сентябре с родителями, но ведь до этого еще так долго. А вдруг им не повезет с погодой в выбранный день? Или еще что-нибудь случится, не дай Боги, конечно. Но мало ли…
- Марк, давай пройдемся? – Лори легко вскочила с лавки, подхватив свою сумочку с драгоценной статьей, и потянула брата за собой. – Мне скоро уже возвращаться в театр, а так хочется нагуляться вдоволь! Жаль, что время летит очень быстро. Вроде бы только встретились ведь…
Это был замечательный день, не смотря ни на что. Потому что даже печальное настроение не могло испортить мадемуазель Аделис ту легкость и свободу, которую она ощущала рядом с братом. Впрочем, печали той как ни бывало, стоило только речи зайти о молодом журналисте. Лорель мечтательно прикрыла глаза, улыбнувшись отзыву брата. Да, таким он и был, Рауль, рыцарем из старых сказок, что читал папа дочке и ее другу. Из сказок, в которые они с Марком играли, когда подросли. Лори никогда не подвергала сомнению тот факт, что младший Макферсон является рыцарем по происхождению и по духу, но так необычно было встретить еще одного человека, настолько же близкого по духу, в огромном городе, когда совсем не ждешь. Это действительно мог устроить только Гаспар, больше некому.
- У меня были такие же мысли, по поводу рыцарского романа. Он… замечательный, хоть я и не знаю его совсем. И это, оказывается, так приятно, неожиданно встретить кого-то, кто знал и любил близкого тебе человека, кто сам за считанные часы становится близок тебе… Марк, так бывает? – она распахнула глаза и серьезно посмотрела на брата. В последние дни мысли ее даже во время репетиций были сосредоточены на двух мужчинах: отце и Рауле, - только порой отвлекаясь на Призрака, и девушка сама не понимала, что все это значит. – Может быть, он действительно придет. Я пригласила его в Оперу… Не к себе, конечно же, а на спектакль. Но, может быть, мы и правда увидимся вновь. А ты, - она взяла Марка за руку, - ты ведь придешь на премьеру? Я, конечно, участвую только в массовых сценах, но все равно… И потом была бы очень рада увидеть тебя. Так волнуюсь…
Лорель замолчала, смущенно подумав, что при таком раскладе ее друг и журналист очень даже могут столкнуться где-нибудь в коридоре. Она вовсе не стремилась нарочно прятать одного от другого, но мысль об этом почему-то заставляла щеки розоветь, а сердце биться быстрее.

- Нет-нет, что ты, ты тут совсем не при чем, - торопливо заверила девушка Марка, для пущей убедительности заглянув ему в глаза. Ей не хотелось, чтобы брат винил себя в ее плохом настроении, тем более, что он действительно был тут не при чем. Да и не то, чтобы оно плохое... Взгрустнулось немного, но уже почти прошло, растаяло под теплыми лучами. Осталось лишь легкое послевкусие и некоторое сочувствие к Макферсону с его выбранной профессией. История - это не просто факты, это чьи-то мысли и судьбы, застывшие в веках. Как больно, наверное, порой бывает осознавать, что ничего этого уже давно не существует. И их тоже когда-нибудь не станет. Но кто вспомнит о них через сто или двести лет?
- Я просто подумала о том, что когда-нибудь не станет ни нас, ни этого парка, ни театра... - честно призналась Лорель. - И вместо усадеб, где мы выросли, построят что-то другое. Так грустно. Не хочу, чтобы это случилось. Почему все не может оставаться так, как есть?
В идеальном мире, представлявшемся мадемуазель в мечтах, всегда светило чистое ласковое солнце, теплый ветер щекотал деревья, в кронах которых звенели птицы, и ни у кого не было горя. Там папа был жив и, как прежде, играл на любимой виолончели на увитой плющом веранде с белыми витыми колоннами, мама вместе с леди Макферсон пили чай в саду и обсуждали своих учеников, а младшее поколение занималось своим делом: Марк учился в университете, Лорель играла в театре. Не обязательно даже главные роли, ее устраивало положение, которое она занимала сейчас, но в самых смелых мечтах... Ах, как бы это все было чудесно! Но увы, уже никогда не будет. Жизнь имеет свойство меняться, порой так стремительно, что не успеваешь подготовиться. И никуда от этого не денешься. Лорель тряхнула головой.
- Нет, давай все-таки не будем больше об этом. Ты прав, в такой чудесный день не должно быть места грусти.
Девушка удивленно воззрилась на брата, когда он заговорил о ее голосе и Гаспаре с очень неожиданным чувством. Казалось, это не просто слова, а что-то гораздо большее: клятва, обещание, обращение к Богам… Нечто великое и торжественное. Лори почувствовала себя неловко, даже поежилась, как от озноба. Они об этом сейчас и говорили, да, просто как-то… внезапно. Слишком серьезный тон выбрал Марк, и мадемуазель, вырванная из размышлений о другом, не знала, как правильно на него реагировать.
- Я стараюсь… - неуверенно произнесла она, наконец. – Стараюсь улыбаться. Он бы не хотел видеть меня грустной, знаю, - на лице девушки промелькнуло выражение душевной муки, пока она пыталась подобрать слова, достойные речи лучшего друга, но вызвано оно было вовсе не этим. Лори боролась со вновь накатывающей тоской. – Я должна оправдать его надежды. И твои, видимо, тоже, - слабая, неуверенная улыбка. Ну, не умеет она так красиво говорить. Разве что петь, но при посторонних никогда бы не решилась. Это ведь не сцена, где стираются границы, и перед зрителями предстает персонаж, а не сама хористка. – Спасибо тебе, Марк, - очень серьезно закончила она. – Без твоей поддержки мне было бы гораздо тяжелее.
Странная у них сегодня вышла встреча. За какие-то короткие часы целая палитра чувств, и настроение меняется постоянно. Но, наверное, так и должно быть, ведь и темы они затрагивали такие… разные, животрепещущие. Пожалуй, даже жаль тех беззаботных бесед, что они могли вести еще пару лет назад. Вот и еще одно доказательство стремительной изменчивости жизни. Но это уже слишком философские вопросы, совсем не свойственные юной хористке.
При упоминании о Рауле она снова смутилась, даже сбила шаг, слегка отстав от спутника. Мечтательной? Неужели это так заметно? Но ведь ничего такого! Она просто благодарна этому человеку, испытывает уважение к нему – каждый ли мужчина бросится в ледяные воды реки за шарфиком незнакомки? Наверняка большинство из них сочтут повод слишком незначительным, чтобы рисковать собой. Подумаешь, шарфик… Их можно купить целый ворох у любой модистки, на любой вкус. А Рауль совсем другой. И еще он вызывает интерес, ведь у них столько общего и столько разного одновременно. Но больше ничего! Ой.
Лорель не заметила, что Марк остановился, и наткнулась на него, едва ли не столкнувшись лоб в лоб. Вот неуклюжая! И верно, мечтательность. Надо от нее избавляться, не то, не дай Боги, в театре кто-нибудь заметит. Элен девушка про встречу уже рассказала, утаив, правда, некоторые личные подробности, а другим вряд ли до нее будет дело, но получать замечания из-за повышенной рассеянности (которые и так, честно сказать, случались) не хотелось. Лори подняла виноватый взгляд.
- Прости, я случайно. Так значит, я буду ждать тебя после спектакля в нашей комнате? Заодно расскажешь мне, как представление выглядит со стороны, я ведь его так и не видела. Но мы увидимся еще до этого, правда? Не забудь мне сказать, что ответят твои родители на предложение погулять.
По правде говоря, мадемуазель готова сейчас была говорить что угодно, лишь бы отвлечься от своих мыслей, но, похоже, этому не суждено было сбыться. Мало того, что сама не перестает думать о журналисте, так еще и друга заинтересовал новый знакомый сестры. А что она могла ему ответить? Лори вдруг поймала себя на том, что почти боится возможной встречи Марка с Раулем, хотя сама не могла понять, почему. Это чувство терзало ее, но причины девушка не могла понять. Может быть, дело в опасении, что это знакомство разрушит ее волшебную сказку, превратит ее в самую обычную действительность? Она и сама не знала, стоит ли ей встречаться с журналистом, хотя очень хотела его увидеть. Но просто взять и отказать Марку тоже не могла. А вдруг он обидится на то, что подруга скрывает от него свою жизнь? Как будто перестала нуждаться в нем, найдя нового друга. Но это ведь совсем не так!
- Я не могла не пригласить его после всего, что мы говорили об искусстве и о моем отце… Но я не знаю, когда он придет и придет ли вообще, - Лорель прекрасно понимала, что это звучит как оправдание маленькой девочки, и даже немного злилась на себя, но еще сильнее боялась обидеть названного брата. Причина-то есть! И вот о ней она заговорила, робко глянув на юношу. – Нет, я ничего не рассказывала… Просто как-то возможности не представилось. Мы почти не говорили друг о друге. Марк, ты ведь не обижаешься? – она пристально посмотрела ему в глаза, а потом со вздохом обернулась в сторону театра. Пора бы уже возвращаться, иначе ее будут искать, и потом неприятностей не оберешься. Как ни хочется подольше задержаться, увы, плотный график не дает такой возможности. Но это и хорошо: погрузившись в занятия и репетиции, мадемуазель отвлечется от своих переживаний, а светлые эмоции от встречи с Макферсоном помогут преодолеть все трудности.
- Проводишь меня, если ты не спешишь? – попросила девушка, кивнув в сторону Оперы.

Вздох облегчения вырвался у девушки, когда она услышала, что Марк нисколько не обижается на нее. Она действительно очень переживала, как друг отнесется к ее словам и к тому, что о нем самом в разговоре с журналистом не было упомянуто ни слова. А ведь могла бы, кажется, намекнуть, что у нее есть чудесный брат, тем более, что именно к нему и шла изначально, до того, как шаловливый ветер решил поиграть с шарфиком. Но так вышло, что говорили они почти исключительно о Гапсаре, и немного – о самих себе… Если бы не столь позднее время, Лорель попросила бы нового знакомого проводить ее к общежитию, где в прошлом году жил Марк, он ведь и сейчас обитал там же. Тогда молодые люди непременно бы познакомились. Но этого не случилось. Может быть, оно и к лучшему? В любом случае, Лори была очень рада, что Марк не обижается. Она благодарно прижалась к нему и улыбнулась, на этот раз уже уверенно и открыто.
- Понятно. Ну, если мы еще раз увидимся с ним, я скажу ему о тебе. Наверное, вы могли бы стать хорошими знакомыми, ведь у вас есть что-то общее. Вы оба благородные, честные и очень смелые. А может быть, Рауль знает что-то о бельвуарах, ведь он учился в литературной академии и, должно быть, много читал. Вам будет интересно пообщаться с ним. Я думаю…
И снова это странное чувство, которого хористка не могла ни понять, ни подобрать ему правильного названия! Размышлять об этом было слишком трудно, противоречиво, поэтому она просто постаралась выбросить все из головы. Вот если увидятся с Раулем еще раз, тогда, быть может, что-нибудь прояснится. А если нет, то и не надо… Хотя, пожалуй, это будет очень грустно. На минутку в голову мадемуазель закралась безрассудная мысль все-таки отыскать ту тайную типографию, но она представила себе, как будет смотреться на пороге, маленькая прилипала, безо всякой причины навязывающая свое общество почти незнакомому человеку, и нахмурилась. Нет, это крайне неприлично. Будь у нее хоть что-то… пиджак или сумка, если бы забыла отдать их тогда, можно было бы сказать, что пришла вернуть их, потому что оставлять себе чужие вещи не приучена. И все равно это было бы неприлично. Остается только надеяться… Если Рауль не придет на спектакль, значит, так и надо. В конце концов, он мог давно уже забыть о ней, ведь он каждый день общается с большим количеством разных людей. И каждому из них достает шарфики из реки? Но чем она могла заслужить такую честь? Нет, лучше об этом не думать.
Друзья тем временем уже направлялись к выходу из парка. Лорель с сожалением обернулась на оставшиеся позади зеленые аллеи, сверкающий радугой в солнечном свете фонтан. Тут так спокойно, умиротворенно, а ей нужно возвращаться в суету, где придется раз за разом повторять одно и то же. Честно говоря, иногда девушка очень уставала от этого. Она любила петь, но занятия в театре вовсе не походили на их уроки с отцом. Здесь была настоящая работа, тяжелая, порой нервная. Бывало, что по вечерам еле доползала до кровати и засыпала, едва голова касалась подушки. Но, если уж совсем честно, то часто бывало и наоборот, когда после репетиций девушки долго не могли заснуть и устраивали какие-нибудь игры или шалости, шепотом переговариваясь, чтобы мадам Фармен, не дай Боги, не услышала. Заводилой, конечно, всегда была Элен, а Лори не имела ничего против, чтобы поддержать подругу. Не портить же ей настроение своими отказами. Отказывалась она принимать участие только в одной игре. В той, где надо было среди ночи выйти одной в коридор, где часто замечали Призрака, и позвать его. Все девушки, жившие в театре, боялись его до ужаса, и обычно, едва выйдя за дверь спальни, тут же возвращались с визгом, рассказывая, что видели его своими собственными глазами. Они едва не падали в обморок, но проходило немного времени, и снова решались пощекотать себе нервы, а заодно и заслужить повышенное внимание всех обитателей театра. Как же, сам страшный Призрак едва не сотворил с ними что-то страшное! Мадам Фармен очень злилась, приказывала не дразнить его лишний раз, пока и впрямь что-нибудь не случилось, и Лорель была с ней полностью согласна. До недавнего времени все эти разговоры она воспринимала как глупые игры, старательно внушая себе, что никакого Призрака на самом деле не существует. А если существует, почему терпит это? Если он такой страшный, как о нем говорят. Но с тех пор, как стала слышать шаги в коридорах… Она почему-то не думала, что это может быть чья-то шутка. Живое воображение, воспитанное на сказках и легендах, ни разу не усомнилось в потусторонней природе всех тех шорохов, что так пугали девушку. И уже не такими бессмысленными представлялись испуганные рассказы якобы встретивших Призрака. Что из них было правдой, а что дорисовано страхом? Танцовщицы глупы, что пытаются играть с огнем. Однажды он и правда не выдержит…
- Что? – Лорель вздрогнула, отвлекаясь от своих мыслей, и как-то даже испуганно посмотрела на Марка. Его слова показались отзвуками тех самых мыслей, что бродили сейчас в голове. О Призраке. И о страхе, что испытывают перед ним все работники театра. Хористка, оказывается, сама не заметила, как они пришли, но теперь, стоя у дверей служебного входа, тоже ощущала кожей эмоции, напряжение… Наверное, это было не то, о чем говорил Марк: будто кто-то посторонний, нет, само здание Оперы наблюдало за двумя людьми, застывшими на пороге. От этого чувства становилось не по себе. А вдруг он сейчас где-то здесь, следит за своей жертвой, и стоит только ей войти внутрь…
- Театр это особое место, - тихо произнесла она, поежившись. – Папа всегда говорил, что здесь переплетается реальный мир и мистический, и может происходить такое, что невозможно за пределами театра. И неудивительно, что эти стены могут впитывать чужие эмоции, здесь же их столько… - и не всегда положительные. – Марк, - Лори подняла взгляд на друга, решившись на вопрос, который мучил ее с самого начала встречи, - скажи, а ты веришь в призраков? Помнишь, когда я только поселилась в Опере, я рассказывала тебе про слухи о Призраке, о котором тут все говорят… Да-да, я помню, ты советовал не обращать на это внимания, потому что в театре у всех воображение разыгрывается. Я знаю. Но все-таки, как ты считаешь, он может существовать на самом деле? – она уставилась на Макферсона так, будто от его ответа на самом деле зависело, будет ли Призрак Тириосской Оперы продолжать свои шалости или исчезнет навсегда. На вопрос, конечно же, не ответила, не до того ей было.

- Услугу? – Лорель непонимающе посмотрела на Марка. О какой услуге он говорит? Ведь Рауль помог ей вовсе не затем, чтобы получить что-то взамен. Он и не мог знать, что у девушки есть брат, или что она служит в театре, или еще что-то в этом роде. Он просто… взял и бросился в воду, потому что не мог пройти мимо чужой беды, как сказал сам. А потом еще укрыл от дождя, предложил чай (до которого они так и не дошли), показал работу станков и подарил статью, которая была важна и для него тоже. Вот просто так столько всего для совершенно незнакомого человека, никоим образом не дав понять, что нуждается в награде. И Лорель, конечно же, была очень благодарна ему за это. Если бы когда-нибудь Раулю понадобилась помощь, она непременно сделала бы все, что могла, для него. И даже больше, потому хотела быть полезной такому замечательному человеку. Но чтобы просто взять и вернуть долг… Это вообще звучало как-то цинично и неправильно – вернуть долг. Словно хочешь расставить точки над “i”, чтобы больше тебя с человеком ничто не связывало. Или же подчеркнуть, что все поступки должны оплачиваться, а бескорыстия не существует в мире. Нет, Лорель хорошо знала брата и понимала, что он хотел сказать вовсе не это. Ему даже не нужно было объясняться: Марк рыцарь, у него свои понятия о долге и чести. Может быть, он и прав, Рауль-то ведь тоже рыцарь, если не по происхождению, то по духу точно. Просто девушку как-то неприятно царапнули эти слова.
- Тогда, наверное, это я должна возвращать ему долг, - рассеянно отозвалась она, - ведь он меня спас. Но, мне кажется, он отказался бы от помощи. Он такой… независимый. Надеюсь только, не заболел после этого купания.
Чувство вины кольнуло острой иголкой и пропало, потому что сердце билось быстрее уже не от мыслей о журналисте, а по спине забегали мурашки. Мистика театра завораживала и пугала одновременно. Лори опасливо оглянулась на такое знакомое здание, ставшее для нее домом, но сейчас словно видела его в первый раз. Крылатые кони застыли на краю крыши, вот-вот готовые сорваться в полет. Их взгляды устремлены вперед, но каменные уши, кажется, едва заметно трепещут, чутко прислушиваясь к каждому слову внизу. Они каждый вечер встречают и провожают гостей Оперы. А что, если это эмоции посетителей театра, его актеров и порождают все те странные звуки и явления, которые происходят порой в коридорах? И все они действительно верят и боятся того, что придумали сами. Кто-то один начал, а все остальные подхватили, и вот теперь уже никто уже не помнит, с чего все началось, зато абсолютно все, даже мадам Фармен, говорят о Призраке! Но мадам Фармен тоже росла в стенах Оперы… А шаги, которые слышала хористка? Или это было просто эхо?..
Лори чуть вздрогнула, большими испуганными глазами уставилась на Марка, когда тот предложил провести ночь в театре. Совершенно серьезно! Первым порывом девушки было обнять брата и горячо поддержать его идею. Да-да, он доказал бы всем, что нет никакого Призрака! Хорошо, пусть не всех, слишком уж глубоко въелись эти легенды в сознание юных актрис и балерин, но он доказал бы ей, что гораздо важнее. Тогда не нужно было бы больше вздрагивать от каждого шороха и сражаться с паникой, возвращаясь вечером с репетиции. Он подарил бы ей мир и спокойствие, а у мадемуазель Аделис появился бы еще один повод гордиться своим отважным братом. Но вслед за тем пришла иная мысль. Что, если Призрак все-таки существует? Он может разозлиться, что теперь его выслеживают не только глупые девушки, но и посторонние люди. А если он разозлится, что он может сделать с Марком? Лорель себе этого никогда не простит! Правда, пока что, на ее памяти Призрак никому не причинял серьезного вреда, только пугал, но она все равно не могла позволить другу остаться одному ночью в коридорах театра. Мало ли, что может случиться. И даже если сказки останутся только сказками, он может встретиться с другими обитателями Оперы, например, с бывшими работниками, которым позволено доживать свои дни в огромном здании, или пьяными осветителями – еще неизвестно, что хуже. Да и страшно, честно сказать… Ведь если слухи подтвердятся, уже нельзя будет сказать себе, что это все не по-настоящему.
- Конечно, я поверю, вот только… - девушка замялась, подбирая слова, чтобы не обидеть брата и одновременно убедить его в том, что не нужно устраивать охоту на Призрака. – Ночью в театре нельзя находиться посторонним, - нашлась она наконец. – Если кто-нибудь заметит, у тебя будут неприятности, а я этого вовсе не хочу. Я просто так спросила. У нас постоянно болтают об этом, вот мне и вспомнилось, и ты еще заговорил про эмоции, ауру театра. Так значит, ты думаешь, это просто фантазии? Я не боюсь, - она постаралась изобразить свою самую уверенную улыбку. – Так что в ночном бдении нет никакой нужды. Честное слово. Но спасибо тебе.
Лорель все-таки обняла брата, чмокнула его в щеку, стараясь скрыть за этими жестами свое волнение. О звуках, которые преследуют ее по вечерам, не сказала ни слова. Чего доброго, после такого признания Марк и правда решит патрулировать коридоры Оперы. Нет уж, пусть лучше остается в безопасности, а она сама постарается справиться со своим страхом.
- Ну, я пойду? Грустно, но мне уже пора…

Во взгляде Лорель промелькнула тревога. Марк расстроился из-за её настроения? Конечно, он ведь от чистого сердца хотел отблагодарить Рауля за спасение сёстры. А она... На секунду девушку царапнула совесть, будто обвинила Марка в чем-то недостойном и даже не соизволила сказать ему об этом в глаза. Но ведь у неё и в мыслях такого не было! Наверное, они оба просто не очень удачно выразились.
- Что ты, братик, - Лори тепло улыбнулась, слегка сжала ладони юноши. - Я в этом нисколько не сомневаюсь. Я знаю, что ты самый благородный и честный рыцарь во всем мире, и я вовсе не хотела обвинять тебя в чем-то. Прости, что заставила подумать иначе, - она нахмурилась, все ещё держа Марка за руки и глядя ему в глаза. - Тебе не надо ни в чем винить себя. Ты ведь не можешь постоянно быть рядом со мной и защищать ото всех неприятностей. Мы с девочками выходим в город погулять... иногда, да и в театре многое случается. Но я уже взрослая, могу сама о себе позаботиться. Вы с моим папой хорошо научили меня, - снова мимолетная улыбка, - так что не переживай, пожалуйста. Так уж получается... Я тоже не знаю, что у тебя происходит. Наверное, когда-нибудь мы к этому привыкнем.
Не хотелось расставаться с братом на столь печальной ноте. Кто знает, когда смогут увидеться в следующий раз, до этого времени ещё успеют соскучиться друг по другу. Но сейчас по-другому почему-то не получается. Девушка крепко обняла Макферсона, прижалась к нему. Она не боялась показывать, как сильно его любит, ведь это же практически родной человек, они выросли вместе и не так просто называются братом и сестрой. Так почему нельзя вести себя так, как считает нужным?
- А насчёт Рауля - я думаю, вы обязательно подружитесь, - заверила Лорель, отстраняясь и глядя на молодого человека. - Если только он действительно придёт, - и сумеет отыскать её в огромном здании, учитывая, что в общей комнате отдыха после спектакля она не задерживается, а дальше посторонним ходить не положено. - Я ведь даже не знаю его фамилии. И названия газеты, в которой он работает...
За эти два дня Лори успела наизусть выучить не только строчки той самой статьи, что перечитывала, затаив дыхание, не раз, про себя и вслух - для Элен и папы, который тоже обязательно её слышал, - но и весь лист. Это была не сама газета, только черновой её вариант, рукописный, без инициалов и заголовков. Конечно же, адреса типографии там тоже не было... В Тириосе выпускается масса газет, попробуй найди среди них нужную! Но ладно... Может быть, так даже лучше. Остаётся ощущение таинственной сказки.
Девушка помрачнела, когда Марк заговорил о Призраке, отпустив его, невольно оглянулась на театр. Действительно, кто-то что-то услышал... И слышит это с завидным постоянством с некоторых пор. Но ведь она не знает, откуда изначально взялись слухи о грозном покровителем Оперы. Когда Лорель оказалась здесь, все уже говорили о нем, и новенькой быстро объяснили, что к чему. А если бы не все эти разговоры, как она восприняла бы шаги в пустых коридорах? Лорель охотно верила во все таинственное, но тогда, наверное, не было бы того липкого страха, что приходит даже при свете дня. Но, может быть, она и в самом деле сама напридумывала себе? Мало ли, что может послышаться после многочасовых репетиций, когда примеряешь на себя то одну роль, то другую. Такие сильные бывают впечатления, что от них не так просто отделаться. Это была одна из причин, по которой Лорель нравилась жизнь в театре. Уж ей ли, воспитанной  на сказках, с детства верящей в существование эльфов, домовых и прочих волшебных существ, не знать, как это бывает! Почитаешь чего-нибудь перед сном, а потом боишься выглянуть из-под одеяла, повсюду мерещатся голодные глаза и подозрительные шорохи. А тут-то они не просто читают - сами становятся частью истории. Немудрено, что история тоже становится частью их самих.
Лорель повела плечами, будто сбрасывая с них невидимый груз, улыбнулась Марку.
- Спасибо. Наверное, ты прав. Я постараюсь не ходить одна. А парни... - она замялась. Мужская часть труппы или не обращала внимания на причуды девушек или сами впечатлялись ими, и обращаться к ним за помощью было как-то... неудобно. По крайней мере, мадемуазель Аделис. Она снова улыбнулась, чтобы скрыть неловкость. - Да ничего, мы справимся сами. Думаю, все будет хорошо.
Девушка со вздохом взялась за дверную ручку. Ей не хотелось уходить, однако, мыслями постепенно овладевала предстоящая репетиция. Что там будет, не устроит ли Джеммина новый скандал и что интересного случилось в Опере за время короткого отсутствия хористки? Она приоткрыла дверь, обернулась, чтобы ещё раз попрощаться с братом. Коварный ветерок, ловко просочившись в щель, тут же разметал бумаги на столе привратника. Лорель не заметила этого, но проигнорировать сердитый окрик было бы сложно.
- Извини, я побегу, - щеки девушки снова полыхнули краской. - Жду известий насчёт встречи с родителями. И уже скучаю!
Махнув на прощание ладошкой, она быстро вбежала внутрь, плотно закрыв за собой дверь.
- Да сколько же можно, пятый раз уже, - ворчал усатый привратник, собирая с пола бумаги. - Бегают туда-сюда, никак не успокоятся.
- Извините, - выдохнула мадемуазель. - Давайте, я вам помогу. Вы бы закрыли окно, тогда бы не было сквозняка.
- И что мне тогда, задохнуться, что ли?
Лорель только вздохнула. На самом деле привратник был хорошим человеком. Он делал вид, что не замечает тайком убегающих в город хористок, запросто помогал, если нужна была мужская сила. Одна беда - уж очень любил поворчать.
- Вот, держите. Прижмите тогда их чем-нибудь тяжёлым, - девушка протянула мужчине листы. Взбежав по лестнице, она уже не видела, как привратник водрузил на кипу бумаг железную подкову, лежащую здесь для защиты от злых духов.